ИРИНА МЕГЛИНСКАЯ

Александр Евангели

Ирина Меглинская – фотодиректор ИД «Афиша», создатель первой галереи фотографии «Школа» (1991); весной Ирина вместе с Ниной Гомиашвили открыли на Винзаводе галерею «Победа».

О галерее, фотографии и современном искусстве с Ириной Меглинской беседовал Александр Евангели (GiF.Ru).

GIF:Что предшествовало «Победе»? Как вообще пришла в голову идея открыть галерею?

Ирина Меглинская:
 Надо начать с 90-го года, когда Леня Бажанов задумал первый в стране Центр современного искусства, где у меня была галерея «Школа». Мы были практически первыми людьми, создавшими эту институцию – Марат Гельман, я, Володя Левашов, Таня Растопчина, Ира Коробьина в ЦСИ на Якиманке. Выходит, я один из первых галеристов в стране. Не без гордости, но это факт.

Я приняла решение, что буду начинать с этой командой, когда мы приехали с моим бывшим мужем Илюшей Пигановым из Франции, где стажировались в национальной школе фотографии в Арле. То, что я буду делать фотогалерею, я знала с 89 года. Галерея открылась в начале 91-го и просуществовала почти шесть лет. Шесть лет я трубила на этом поприще.

Мы, конечно, не вполне понимали, как это все работает. Были какие-то западные лекала, но они сюда абсолютно не вписывались, потому что самый главный ресурс – помещение – можно было получить за три рубля. Это расслабляло. После перестройки контр-культурная территория стала обрастать красивыми девушками, денежками… Живая кровь бурлила, «красная волна» захлестывала и мы открывались все с абсолютной уверенностью, что мы и есть хозяева положения. Ну, по крайней мере, мне так казалось. Первое время и продажи шли хорошо, даже слишком хорошо. Покупали, в основном, иностранцы. Кроме того, друзья-подельники впаривали хорошее искусство целыми коллекциями в молодые банки. Банки конечно ни бельмеса в этом не понимали. Но время все равно было хорошее, революционное. Казалось, что делаешь что-то страшно важное.

GIF:Почему тогда вы перестали этим заниматься?

И.М.:
 Галерея исчезла вместе с мотивацией и ресурсами. Я открывала фотографическую галерею, и «Школу» называли первой фотогалереей, но по сути это была галерея современного искусства, выставляющая художественные жесты, упакованные в фотографическую оболочку. Галерея, где художники использовали фотографию только как технологию. Так исторически сложилось. Уже вторую выставку я сделала со своей подругой Машей Серебряковой, и за полгода меня унесло из фотографии в современное искусство.

Когда у меня отняли помещение, я спросила себя, хочу ли я этим заниматься. За современным искусством я перестала профессионально следить после того, как закрыла «Школу». Я решила, что попытаюсь вернуться к фотографии, и я к ней вернулась. Вернулась туда, где она имела самые большие шансы развиваться – это была прикладная фотография на территории издательского бизнеса. Девять лет я с удовольствием с ней вожусь, а год назад мой партнер и подруга Нина Гомиашвили, которая любит фотографию и предана ей в той же степени, что и я, предложила создать галерею. Я сама, наверное, не полезла бы в это предприятие. Но вместе мы приняли это решение и я не жалею. «Победа» – это настоящая фотогалерея.

GIF:Как вы сами воспринимаете свою галерейную активность – как бизнес, как занятие, от которого прет, как исполнение мечты?

И.М.: Скорее, как исполнение долга. Мы с Ниной можем сделать это хорошо – потому не можем не делать. Меня не устраивает сегодняшний фотографический пейзаж. В нем зияет огромная дыра между фотографом и музеем, который сделала Свиблова. Снимаю шляпу, кстати. Ее музей как институция довольно много и внятно работает. Есть музей, государственное учреждение, пусть даже муниципальное, которое складывает работы на полочки, вешает ярлыки, делает рейтинги – и есть фотографы. И теперь между музеем и фотографом есть и наша галерея. Мы как бы укрепляем иерархию. Галерей, продающих фотографию, мало – почти нет. Мы просто заняли пустое место и все. И я считала это своим долгом. Мне было больно наблюдать, как фотографы… мечутся что ли. Кто-то ушел в прикладную фотографию, кто-то из последних сил на западные гранты как-то живет. Нет нормальной системы жизнеобеспечения фотографов. Теперь, надеюсь, с помощью галереи эта система начнет налаживаться. Это сегодня самая важная задача, которую мы с Ниной видим.

GIF:Что представляет собой рынок, на который вы пришли?

И.М.: Господи… целину. Мы конечно не оставим культуртрегерскую деятельность, будем делать что-то как кураторы, будем издавать книжки о фотографии, переводить, но на самом деле наша задача – строить рынок вместе с уже действующими участниками. Это нужно не только нам, у нас как раз все в порядке.

Мы решили с Ниной подойти к этому серьезно. Раз мы решили делать бизнес, надо сделать бизнес-план. Встал вопрос – объем рынка. Но кто может его просчитать? как его оценить? Никто не знает, будут продаваться яблоки и ромашки или фотографии чеченской войны. Весь наш бизнес-план выглядит так: мы вкладываем столько, и чтобы все работало, мы должны продавать столько. Как мы будем это делать, мы знаем, но риски огромные. Наши плюсы – это опыт моей галерейной работы, включая отрицательный, мой опыт работы в таком жестком бизнесе как издательский. Наши с Ниной знания всяких маркетинговых хитростей, репутация, которая довольно быстро склеивает проекты. Есть наш вкус, извините, которому доверяют. Есть желание. И самое главное у нас с Ниной есть очень четкое разделение обязанностей. Мы очень хорошо дополняем друг друга. В принципе все есть, чтобы это состоялось.

GIF:А коллекционеры есть?

И.М.:
 Нет, конечно. У нас нет коллекционеров. Задача на сегодня – сделать так, чтобы у фотографии появились коллекционеры. Мы пытаемся выстроить систему, при которой мы могли бы продержаться до того момента, когда фотографию будут покупать не для того, чтобы повесить на стену, а для того, чтобы ее иметь, как некую ценную бумагу в иерархии ценных бумаг. А пока мы будем держаться на том, что люди будут хотеть фотографию на стене.

GIF:Но ведь тоже самое можно сказать и о картине?

И.М.: В принципе, да. Но у фотографии больше шансов получить клуб многочисленных коллекционеров, чем у живописи, потому что картину не положишь в коробочку. Она должна иметь пространство, запасник, а фотография – она имеет такое свойство – ты ее положил и ловишь кайф оттого, что она у тебя есть. Фотография может передаваться из поколения в поколения. Как марки.

GIF:Коллекционеров нет, но может есть случайные покупатели?

И.М.:
 Да, конечно. С улицы приходят люди и хотят купить. Это для меня абсолютный подарок – что с первой же выставки такой результат. Эллен Фон Унверт хорошо продается. Это весомое в профессиональных кругах имя и, в общем-то, вешательная вещь.

GIF:Разве это не единственное, на что можно было рассчитывать в отсутствие коллекционеров?

И.М.: Мы вообще не рассчитывали на продажи с больших статусных выставок. Мы попытались развести создание институции и бизнес. Репутация это одно, а бизнес – другое. Счастье, когда их можно соединить. Это тяжелый труд, требующий времени и затрат. А пока мы подстраховались. У нас будет через короткое время запущен магазин фотоальбомов и принтов. Нельзя рассчитывать на то, что фотография с выставки точно попадет во вкус будущего коллекционера, мы о нем ничего не знаем. Это просто пальцем в небо. Ясно одно: в первый год наши выставки должны одновременно решать три задачи. Профессиональный статус, рыночная привлекательность и общественный отклик. Не просто. Первое – это всегда значимое в фотографических кругах имя. Второе – в некотором смысле попытка уловить конъюнктуру. И третье – шоу. Условно, чтобы по пресс-релизу даже журналист «Московского комсомольца» заинтересовался выставкой. Иначе, на мой взгляд, рынок фотографии не раскрутить.

GIF:Разве есть покупатели среди читателей МК?

И.М.: Покупатель на фотографию может появиться откуда угодно! Для фотографии не важны суперзнания контекстов. Она работает напрямую. «Московский комсомолец» – это я так утрирую. В любом случае надо отрекламировать свой продукт. Отпозиционировать, отрекламировать, сообщить людям, почему он столько стоит и зачем он им нужен. Мы же не можем за один день все это пройти.

GIF:Какой образ галереи вы хотите создать у публики?

И.М.:
 Ну какой образ – какие мы есть, такой и образ. Мне кажется, что современный галерист – это светский человек в первую очередь. Человек, который продает искусство, не может быть снобом. Я была им в начале 90-х, поэтому легко об этом говорю. Мне настолько интересно было находиться внутри процесса, что я даже пыталась участвовать на креативном уровне. Это было ошибкой моей первой галереи. Теперь я не хочу понимать про культурные процессы так глубоко. Есть обученные люди, если что – спрошу. Это позволяет мне при общении с клиентами не снобировать. В общем, это будет очень компетентная, профессиональная галерея с двумя прекрасными хозяйками, у которых есть вкус, светские способности, профессия в руках.

GIF:Кого будете выставлять?

И.М
. Голландец Алекс Тен Нейпл – дети в бассейне – фотография в чистом виде. Летом будет выставка трех праотцов русской гламурной фотографии – Плотникова, Гневашева и Гнисюка – обложки «Советского Экрана». Сентябрьская выставка – фотографии английской преступной группировки. Фотограф Джоселин Бэйн Хог попал в эту среду, полгода провел там, и результатом стала книжка. У нас будет Стенли Грин, самый главный военный фоторепортер с фотографиями из Чечни. Конечно, мой любимец – Николай Бахарев. Ясное дело – Маша Серебрякова. У нас будут какие-то гала- и арт-проекты. Мы и художников будем выставлять, которые используют фотографическую технологию, и репортажную фотографию, и фешн, потому что все это фотография. Мы будем пересекаться с территорией современного искусства, но, тем не менее… Я думаю что это будет странно для Москвы и для меня. Все-таки меня помнят как человека, который занимался современным искусством. В общем, первые восемь выставок четко обозначат круг интересов галереи «Победа». И вопросы – современное искусство или фотография отпадут сами собой, потому что рядом выставок мы объяснимся, что имеем в виду.

Это будет не современное искусство, это совершенно точно. Это слишком просто. И слишком сложно одновременно. Ребята, которые рядом со мной на Винзаводе, почти двадцать лет в этом процессе – слишком поздно вскакивать в этот поезд.

GIF:Разве вы уже не вскочили в него?

И.М.: Я вошла через другую дверь.

GIF:Почему вы так настойчиво дистанцируетесь от современного искусства?

И.М.:
 Да не дистанцируюсь я. Просто рассказываю про то, что я люблю на самом деле. Фотография – совершенно отдельная земляничная поляна и, к сожалению, не описанная достойно. У нас почти нет маркитанок от фотографии, по пальцам можно сосчитать. То, что соприкасается с современным искусством, еще как-то интерпретируется. А фотография как таковая, как феномен, она не описана.

GIF:Она нуждается в дискурсивном дополнении?

И.М.: Дополнение – это маленькая часть, прикладываемая к большому. Я большого не вижу пока. Есть обрывочные не связанные между собой размышления на тему фотографии. Она не поддается тотальному описанию. Она очень субъективна. Потому как помимо культурологического аспекта есть еще и внутренность фотографии. Барта зацепила именно внутренняя природа фотографии, почти метафизическая природа, и она не описана толком. Четко ясно только то, как фотография со своей метафизической природой стоит на службе тут, тут и тут.

Что получается? У нас есть современное искусство, где фотография со своей аутентичностью используется для решения очень четких и определенных задач артиста, или вовсе только как технология. И есть фотография как фотография. Вот, например, Картье-Брессон – признанный бог на «другой» делянке. Фотографы же ловят совсем другие штуки. Тень легла, шляпа полетела, мальчик зевнул. А еще существует прикладная территория, на которой фотография выполняет жесткую функцию на страницах журналов – глянцевых, репортажных. Оттуда собственно фотографии тоже прибывает, потому что человек снимает с целью одной, а получается все равно искусство. Ребята, которые получают World Press Photo, они же снимают для каких-то журналов или агентств. Ну и, наконец, так называемая анонимная фотография. Что это такое? Феномен фотографии, повторюсь, не описан толком. Это теоретический разговор. Бесконечный. И тут у меня больше вопросов, чем ответов.

Ну и, конечно, любопытно наблюдать за фотографией как процессом в описанных пространстве и времени. Например, мне когда-то Слюсарев говорил, что вся современная русская фотография родом из выставки Стиглица «Род человеческий», которую привезли в 1959 году. С тех пор жанровая фотография с эдаким странным наблюдением за жизнью вбилась в головы русских фотографов, и мы никак из нее выберемся. До 59-го за всеми, у кого были фотоаппараты, следило 60 человек из КГБ. Это тоже нигде не прочитаешь – как развивалась фотография в стране, как она шла за издательской индустрией, как происходит становление глянцевой фотографии, как сложно она поднимается – это все дико интересно.

GIF:Но ведь территории фотографии и современного искусства действительно пересекаются?

И.М.:
 Пересекаются. Вот Шульгин, помните, стяжал славу «Чужими фотографиями», они попали на территорию современного искусства. Мы работаем с Олей Чернышевой, мы сделали с ней проект для московской биеннале. Будем работать с Машей Серебряковой.

Просто чистая фотография действует на меня куда сильнее, чем самый сильный художественный жест. Я дружила крепко во времена «Школы» с Юрой Лейдерманом, невероятно интересно было разговаривать с ним, наблюдать, как из его ментальных движений, из йогурта, колумбария и зайца рождается вещь, которая в тебя попадает как размышление человечества на некую тему. Но в меня лично фотография бьет сильнее.

Фотографию, которую я всегда привожу как объяснение, мне товарищ принес из судмедэкспертизы. На ней изображено следующее. Молодая пара скорее всего от несчастной любви покончила жизнь самоубийством подкладыванием себя под поезд. Когда ты видишь с одной стороны головы, с другой стороны тушки – это тебе не художественный жест. Какой там Шекспир! Какой Догвиль! Это убивает наповал.

Когда я вижу подчинение жизни, ее хаоса каким-то внутренним законам композиции, воле фотографа или просто драматургию жизни, которая выходит на тебя из фотографии, мне это дает нечто важное. Это и есть то, что меня вернуло на территорию фотографии.

GIF:Куда движется фотография?

И.М.:
 В смысле менталитета она движется параллельно со всем искусством, в смысле технологий она движется куда-то в сумасшедшее технологическое будущее. В смысле возможностей человека подчинить своим задачам пространство в рамках видоискателя – она усложняется.

Картье-Брессону, чтобы стать великим, достаточно было придумать эту подсмотренную фотографию с фазами движения – одномерными или двумерными. Сейчас фотография подчиняет внутри себя многомерное движение: так идет человек, так движется самолет, а так летит птица на тебя. Поди поймай, подчини этот хаос законам композиции. А помимо движения существует драматургия, психология, композиция, цвет… И чем больше внутри фотографии степеней свободы, которые подчинились человеку, нажавшему на кнопку, тем она сильнее. А степеней свободы вы понимаете сколько в жизни. Поэтому фотография бездонна.

GIF:Если бы вы после смерти могли превратиться в произведение искусства, то что это было бы?

И.М.:
 Не знаю… я как-то не думаю этими категориями. Ну, может, превратилась бы в солнечный лучик. Буду лежать себе там, а душа пусть летает солнечным зайчиком – всех веселит и радует.

Ирина Меглинская
фото – Иван Пустовалов

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *