Молодой художник Денис Мустафин открыл у себя дома выставку «Свободы!». Простую московскую квартиру заполнили работы, по различным причинам либо запрещенные к показу и успевшие доставить автору неприятности, либо самими художниками оцененные как «опасные», могущие не пройти потенциальную цензуру. Выставка и посвящена исследованию феномена цензуры и запретов, наличие которых в художественной среде отрицать, в общем, нельзя (это характеризует не только российскую ситуацию).
В качестве «исследователей» были приглашены художники, известные своими провокативными и неоднозначными работами, которые если и не были никем отбракованы, то уж точно способны вызвать возмущение определенной части аудитории. Масштабное полотно группировки «Протез», открывавшее экспозицию, повествовало о непростых взаимоотношениях русских неонацистов и приезжих с Кавказа; Авдей Тер-Оганьян создал сиквел своего прославленного «Юного безбожника», предложив зрителям сделать подписи на стоящих в углу комнаты иконах; Боряна Росса, на фотографиях зашивавшая собственную вагину, в прилагающемся тексте живописала те сложности, которые мешали нормальному экспонированию проекта. Александр Сигутин и Игорь Черченко выступили как непосредственные жертвы цензуры: полотно Сигутина с вышитой на нем цитатой из «Стоглавого Собора» подвергалось «гонениям» в рамках дела о выставке «Осторожно, религия!», а работы Черченко, расположившиеся однажды под открытым небом на московской площади Свободы, были арестованы вместе с и их автором. Символическим «палачом» цензуры стала Лиза Морозова, в своем перформансе обратившая собственную агрессию на себя и пустившая неугодных «на мыло» (куском мыла, сваренного из волос, крови и ногтей художницы, можно было воспользоваться по прямому назначению в ванной комнате, здесь же транслировалась видеозапись акции).
Если организаторы выставки и хотели показать определенную феноменологию цензуры, то на определенном уровне им это удалось. Главным образом, к сожалению, не за счет самих работ, а способом их подачи и пояснительными текстами. Многие вещи при этом, имея явный политический подтекст, заметно теряют в качестве, как это произошло, в частности, с довольно бесхитростными «фотожабами» Ивана Бражкина (фотоколлажи, сделанные при помощи программы Photoshop: православные протестующие вместо икон держат порнографические картинки). Та же живопись Игоря Черченко выглядит чересчур прямолинейной и банальной кажется лишь дополнительным атрибутом в произошедшей с ней передряге. А работа Тер-Оганьяна и вовсе раздразнивает и без того не дремлющего зверя, мало что добавляя не только к смыслу предшествующей акции, но и к полемике вокруг нее. Останется ли что-нибудь в этих работах, если убрать из них провокативную составляющую?
Таким образом, выставка представляет собой, скорее, акт социально-политической рефлексии, общая драматургия которой выстраивается не только в репликах персонажей (самих произведениях), но и в авторских ремарках (экспликациях к работам). Правда, игра здесь идет уже не только на территории искусства.
Выставка продолжает еще одну актуализировавшуюся в последнее время тенденцию: чрезвычайную активность «квартирников». Выставки в своих апартаментах художники устраивают все чаще и чаще. Конечно, едва ли это можно назвать новым андеграундом: андеграунд во многом был явлением вынужденным, а позиция «подпольного художника» – нередко навязанной автору в силу определенных обстоятельств. «Уход в подвал» для нынешнего молодого поколения художников во многом является добровольным. Предложение со стороны галерей для молодых авторов не всегда велико, да и сотрудничество с ними нередко предполагает ряд определенных компромиссов, на которые готовы идти не все художники. Волна «квартирников» в какой-то степени также свидетельствует об усталости от «фестивализма», стремлении к большей приватности и «камерности» выставочного формата в противоположность нынешним людным вернисажам. Да и предъявить судебные претензии к работам, находящимся в частной квартире, все же несколько сложнее, чем если бы это был «Винзавод» или Центр имени А.Сахарова.